Войнушка

Мы — ватага ребятишек и девчонок со всей улицы, от восьми до двенадцати лет — вот уже вторую неделю с упоением играли в "войнушку" в заброшенном доме без крыши. У нас не было постоянных "армий": перед каждой игрой командиры выбирали, кто с кем будет играть. Разделившись на пары примерно одного возраста, мы отходили в сторону и загадывали, кто будет левым, а кто — правым кулаком. Затем подходили и загадывающий спрашивал: "Какая рука?"
— Эта! — ударив по кулаку, отвечал один из командиров. И тот, кому выпадал жребий, шёл в его команду.
Одна команда защищала дом, другая — нападала. Если вы думаете, что за стенами обороняться легче, чем атаковать снаружи, скажу: это вовсе не так. Защищать полуразрушенный дом без крыши было куда труднее. Дело в том, что с одной стороны к нему подступали густые заросли смородины, за которыми тянулись старые клёны и тополя. С другой — стояла почти целая банька, у которой не было дверей да нескольких досок в крыше, зато маленькое оконце предбанника являлось удобной амбразурой, через которую нападавшие безнаказанно обстреливали дом. С третьей стороны был завалившийся погреб, и дальше — посадки картофеля. И кругом — заросли бурьяна, высоких лопухов да дикой конопли. Так что были идеальные условия, чтобы незаметно подкрадываться и стрелять в оборонявшихся, а те, хотя и находились за стенами дома, были как на ладони.
Да, ещё нужно рассказать про оружие.
Мы считали себя уже большими (по крайней мере, нам так казалось) для того чтобы бегать с игрушечными автоматами и пистолетами и громко "та-та-такать". Поэтому у каждого было самодельное ружьё, выпиленное из деревянной лопасти от жатки комбайна. Стреляло ружьё с помощью "авиационной" резинки — той самой, что использовалась для резиномоторов модельных самолетов. В качестве пуль служили кусочки алюминиевой проволоки, надкушенные и согнутые дугой. На близком расстоянии стреляли такими же пульками из рогатки с "авиационной" резинкой. В кого попадала пулька, тот считался убитым. Если пулька попадала, то очень даже "чувствовалось", хотя синяки редко были, потому что в лицо по договорённости мы не стреляли. А ежели кого пулька цепляла случайно вскользь, то это не считалось.

В одном из боёв обороняющиеся нарушили традиционную тактику игры, и сами пошли в наступление. Победа была почти мгновенной: застигнутые врасплох нападающие были "перебиты" — и те, кто ещё не успел спуститься в погреб, и те, кто прятался под клёнами. Осталась только наша троица: Саня, я, да ещё маленький Сашка. Нам удалось вовремя укрыться на чердаке старой баньки.
Получилось так, что теперь мы, нападающие, сами оказались в осаде. Хорошо ещё, что банька была крепкая, и охранять приходилось лишь дверной проём да проломом в крыше. К тому же влезть на крышу было непросто — только если вскарабкаться по углу сруба. Но противников было намного больше и, имея численное превосходство, они непрерывно почти в упор стреляли по щели на крыше, и через дверь, по лазу на чердак. Вскоре нас осталось уже двое. В Саню попали, когда он выглянул, чтобы "снять" стрелка, открыто стоявшего напротив баньки и непрерывно пулявшего из рогатки в щель на крыше (карман его рубашки прямо пузырём оттопыривался от огромного количества пулек). От наглого стрелка мы быстро избавились, но потом на чердак полетели "гранаты".
Вчера на мусорную кучу возле "нашего дома" кто-то из взрослых выбросил с полдесятка гусиных "болтунов" — протухших яиц. И одна девчонка нашла их и забросала нашу крышу, попадая через щель на чердак. Разбиваясь, яйца брызгали во все стороны неимоверно вонючей, густой, тухлой жижей. Одно из них измазало спину маленького Сашки, другое — разбилось рядом со мной, обильно обдав содержимым штанину.

После этого никто из ребят уже не думал об игре в войнушку. А мы с Сашкой, задыхаясь от вони, побежали домой отмываться и отстирываться. Помню, как бежал рядом со мной восьмилетний парнишка и плакал — не столько от вони, пропитавшей насквозь рубашку, сколько от обиды.
Он побежал к себе домой, а я — к себе.
Дома, возле бочки, я разделся, и, намыливаясь большим куском хозяйственного мыла, раз за разом ополаскивался, а потом стирал и перестирывал штаны. Но запах сероводорода был неистребим. Казалось, он въелся не только в кожу и ткань, но и в память, отравляя воздух вокруг меня облаком сернистой вони.

Тогда я, пусть ещё по-детски, впервые познал, что война состоит не только из весёлой романтики и героических подвигов, как привык это видеть в фильмах и читать в книжках. И понял, что соприкосновение с настоящей войной всегда оборачивается потом, грязью и… вонью. Пережив своё маленькое потрясение, я начал понимать, — конечно, ещё очень наивно, — но уже понимал, почему ветераны так неохотно делятся своими воспоминаниями о пережитом на войне, и если приходится делиться воспоминаниями, стараются свести разговор к рассказу о подвигах своих товарищей.
И ещё я понял, что если даже в детской "войнушке" побеждает тот, кто действует хитрее и злее, то тем более невозможно иначе победить в настоящей войне, даже если воюешь за правое дело.

То была всего лишь детская игра...

Погребняк Н. 2014 г.

ВойнушкаДля детей

Войнушка
Для детей